Хабарова Евгения удивительным образом познакомилась с последователями учения Шри Чайтанйи Махапрабху — прямо в самолете, по пути в Индию. Евгения направлялась в путешествие по святым местам, но даже не предполагала, каким будет результат этой поездки. Во Вриндаване, месте, где пять тысяч лет назад Шри Кришна, Верховная Личность Бога, явил Свои Божественные игры, Женя встретила своего духовного учителя, ЕС Шрилу Индрадьюмна Свами. Эта встреча изменила ее жизнь, а атмосфера Вриндавана проникла глубоко в сердце, что нашло отражение в ее стихотворчестве.

Евгения Хабарова:

Я начала писать стихи задолго до сознания Кришны, просто была к этому склонность. Постепенно во мне проснулось понимание того, что писать их нужно для Господа, что прославлять нужно не явления материальной природы, а Того, Кто за этим стоит. Но я имела тогда лишь смутное представление о том, кто такой Господь, как Он выглядит и чем занимается, поэтому, по большей части, стихи были безликими и напоминали бездомных животных, потерявших хозяина. Когда же я встретила общество преданных, то все мои литературные устремления обрели свой единственный объект поклонения – Кришну. Кришну, который и есть высший источник вдохновения, безграничный, нетленный и вечно прекрасный. Если бы я могла на протяжении миллионов жизней писать по миллиону стихов в день, то мне бы не удалось описать даже одной грани Его улыбки.

Но Кришна милостиво предоставляет возможность занять свою природу, в неуклюжих попытках доставить Ему удовольствие. Как и каждый преданный в своем служении, я стараюсь быть просто инструментом в Его руках. Я даже не могу сказать, как рождается тот или иной стих, это идет изнутри, из сердца. Я никогда не училась писать, не знаю рифм, размеров стихов и т.п., просто пытаюсь выразить тень чувств, возникающих при соприкосновении с трансцендентной землей Вриндавана, быть может, это станет для кого-то вдохновляющим. Мне же в духовной практике это помогает думать о Кришне, сосредоточится на различных чертах, отличающих Его образ, размышлять о словах, которые точнее выразят оттенки Его настроения, и тем самым, хранить Его в своем сердце.

А побуждает к написанию стихов каждая деталь в сознании Кришны, каждая, казалось бы, мелочь, рождает позабытые воспоминания о нашем вечном доме. Что уж говорить о преданных, постоянно воспевающих имена и деянья Кришны, о книгах, лекциях, киртанах и фестивалях, исполненных трансцендентного блаженства… Но, даже не смотря на все это, эти стихи были бы просто набором ничего не значащих букв, если бы не милость моего духовного учителя, Шрилы Индрадьюмны Свами, это он вдохнул жизнь в простой алфавит, подобно тому, как Господь Чайтанья вдохнул любовь в звуки Святого Имени.

Этой попыткой служения я лишь надеюсь удовлетворить моего Гуру Махараджа и преданных, чья жизнь около лотосных стоп Господа Кришны является высочайшим проявлением духовности, которую ни в силах прославить ни поэзия, ни проза.


*
Прошу: похить мой ум, прекрасная Царица,
Пусть будет у Тебя в плену,
Быть может глаз Твоих чистейших состраданья птица,
Однажды передаст весточку Ему.

Что в темноте чужой вселенной я потерян,
Гибну без непоседливых, любовью полных глаз,
Пусть голос Твой, который лишь Его улыбке верен,
Шепнет неслышно, чтобы руку протянул Он – меня спас.

Что без Него сердце мое не бьется.
Оно здесь замерло и ждет, когда же Он придет,
Прошу, Тому поведай, кто так заливчато смеется,
Что без Него глупец здесь этот пропадет.

*
Был вечер во Вриндаване закатный,
А я лежал в постели – немощный больной,
И сквозь окно раскрытое мне доносились нежного жасмина ароматы,
И воздух чудный, что бывает раннею весной.

Я слышал попугаев щебет неугомонный,
Крики павлинов и заливчатые трели соловья,
Но я не мог приблизиться к раме оконной,
Чтоб посмотреть, как же прекрасна эта вечная земля.

Я различал веселый смех девушек – пастушек,
Звон мелодичный колокольчиков ножных,
И как в дали лесов цветущих,
Рожок буйвольский призывно зазвучал и стих.

Я понял, что Он возвращается, коров по именам зовя,
Идет походкой легкой в окруженье преданных друзей,
Порой танцует и играет, улыбается шутя,
И около Его гирлянды вьется рой шмелей.

Я так хотел бежать Ему навстречу,
Но немощно, бессильно мое тленное больное тело,
Мне не подняться, не увидеть, как идет домой Он в этот вечер,
И как на Его длинные ресницы пыль Вриндавана осела.

Я лишь лежал, будто прикованный, и слушал,
Как Он, смеясь, заходит в двери,
И в это время сердце мне пожар объял,
Потому что ко мне Он подошел и сел возле постели.

Он положил Свою нежную руку на мой лоб,
И я нектар пил черных глаз, глубоких, как озера,
В которых солнце свой закат встречает и восход,
В которых отражается всей красоты природа.

Я любовался профилем изящным,
Когда Он поворачивал голову к раскрытому окну,
На волосы ложился свет рисунком красным
И я мечтал, что я поправлюсь и Его за плечи обниму.

Я болен тяжело привязанностью к миру,
Болезнь почти неизлечима и симптомы таковы:
Я потерял духовный вкус и силу,
И я не чувствую прикосновения Его божественной руки.

Мой взор ослеп, черты лица прекрасного с трудом я различаю,
И в лихорадке вожделения тело все горит,
И тихий голос я Его в шуме желаний чувственных теряю,
И засыхают на губах слова несказанных молитв.

Но Он Своей руки с моего лба не убирает,
Смеясь, рассказывает Он про Свои игры с пастушками на Ямуне,
Небрежно сбившиеся одеяло поправляет,
И говорит, что собирается устроить танец-раса в полнолунье.

Кришна, я вылечусь когда-нибудь и поднимусь,
Я буду с Тобой бегать по лугам, смотреть закаты над рекой!
«Ах, глупый!» - улыбнулся Он, кладя руку на учащенный пульс,
«Ты здесь, сейчас, уже со Мной».

*
Я мечтаю отказаться от своей гордыни,
Ощущать себя лишь маленькую искрой от огня,
И когда я буду никем в этом мире,
Я, быть может, стану кем-то важным для Тебя.

*
«Ты помнишь, как тебя везли от одной площади к другой?
На каждой – приговор и свист кнута,
«Да даже если разорвут меня на части!» - звучал голос твой, -
Я буду славить имя Господа».

Был смех толпы и палача испуг,
Когда после сотни ударов,
На твоем теле не было следа,
А он не мог поднять немевших рук.

Шепот твоей молитвы Мое сердце разрывал
Но Я не смог оружия поднять,
О Харидас, исполнен веры и любви ты меня звал,
Вот Я пришел, а ты молил за них: «не убивать»

И Я не смог приблизиться к тебя так жестко оскорбившим,
Исчезла чакра, с пальца не слетев,
Я стал тогда плащом, тебя от зла и боли заслонившим,
В броню любви тебя одев», -

Так мой Господь сказал и чадр снял,
На золотой спине, под струями черных волос
Я увидел незажившие следы
Рассекающих кожу полос.

*
Его сердце рвалось от разлуки и днем и ночью,
Он, увидев песчаные дюны, бежал и кричал: «Говардхан!»
И кто видел Его тогда воочию,
Лотосные стопы Бога обретал.

Он танцевал и пел, друзей за плечи обнимал,
Окутывая каждого светом золотым,
Потом внезапно, как от боли замирал,
И целый мир Ему казался – пустым.

Он говорил, любовь средь смертных невозможна,
Ведь если бы она была, то не было б разлуки,
Потому что в разлуке с Кришной, чья улыбка так нежна,
Жить нестерпимо, помня Его родные руки.

Он говорил так, но опьянев от сладости этой любви,
Сам, без разбору, всем ее давал,
Он Свое сердце вынимал – «бери»
Сердце, в котором Радхарани Кришна обнимал.

*
В октябре, когда как жемчуг горят в небе звезды,
У меня украли вещь одну,
И пропажу обнаружила я слишком поздно:
Эта вещь теперь заключена в плену.

Я узнала вора по глазам смущенным,
По ресницам длинным с золотой пыльцой,
Волосам вьющимся, иссиня-черным,
И улыбке мягкой, неземной.

Я нашла Его по звуку флейты,
У реки, чьи воды чисты и прозрачны, как хрусталь,
В месте, где пылинки в лунный свет одеты,
Мою вещь унес Он в эту чарующую даль.

Этот юный похититель глаза лотосные прячет,
Но знаю точно: у Него моя пропажа,
И очертанья губ, приподнятых в улыбке значат:
Мне не вернуть ее за золото и изумруды даже.

Бессильно я смотрю на фигуру Его темную
Среди деревьев золотых в цветущем сказочном лесу,
Очарованием Его лица влекомая,
Зачем Ему, принцу Вриндавана, вещь эта – не пойму.

Случайно или же намеренно, забрал ее Он ночью в октябре,
И положил навеки у сияющих стоп,
Но от потери этой, радостно мне:
Потому что сердце, однажды похищенное, Он назад не вернет.

*

До Тебя остался один шаг,
Руку протянуть – и я дотронусь до ладони нежной,
И вот: гирлянда ваджаянти, и Шриватса знак,
И очертания улыбки безмятежной.

За этот шаг я отдаю и жизнь и смерть,
Ум, душу, все поступки и слова,
Целую вечность я хочу теперь смотреть,
Как пылью со стоп гопи осыпана Твоя глава.

Я уже потерял однажды
Взгляда стремительного чистую любовь,
Теперь мне больше ничего не важно,
Теперь, когда обрел я свет Твоего лика вновь.

Я снова слышу голос Твой зовущий,
Кто же собьет меня с пути?
Я в запахе цветов маллати тонущий,
С гирлянды свежей на Твоей груди,
И у меня осталась одна цель: дойти.

*
Тебе идет эта рубашка красная
Завязанная поясом с тяжелой бахромой,
И кудри, падая на ткань атласную,
Приобретают отсвет ярко-алый, неземной.

И желтые цветы за Твоим ухом,
Порой скрывающиеся в волнах вьющихся волос,
Разносят по вселенной аромат Твой, точно звук, несомый эхом,
Доводят все живые существа до слез.

А Ты сидишь – над головой листва лесов Вриндавана,
Облокотившись рукой нежной на траву,
На Твоем теле – кункума и паста терпкая сандала,
И бабочки затеяли у стоп Твоих игру.

Твой профиль отражается в заросшей лотосами кунде,
Как будто лик царя на отчеканенной монете,
«О трансцендентный юноша! О высший Абсолют,
Ты – цель и совершенство жизни» - поет ветер.

Слегка прикрыты Твои темные как ночь глаза,
Они украли солнца восходящего рассвет,
И пролетая мимо, стрекоза,
Увидит в них движение бесчисленных планет.

Я здесь ищу не Господина всех Вайкунтх,
Не повелителя миров, который в подчиненье Своем держит все на свете,
Тебя ищу я, Кришна, чье лицо, сияет словно миллионы лун,
Тебя, какой Ты есть, играющего сладостно на флейте.

Тебя, которому идет рубашка красная,
И пояс, подпоясанный, с тяжелой бахромой,
Ищу улыбку, сердце рвущую, прекрасную,
И от прикосновенья рук родных озноб и зной.

***

Когда я не смогу поднять уставших исхудалых рук,
И горло все наполнится потоком непрерывным желчи,
Не оставляй меня, мой нежный Друг,
Приди, когда я буду на пороге смерти.

Быть может, так случится, что я не смогу Тебя позвать,
Быть может, я от боли не смогу Твою улыбку вспомнить,
Но я Тебя так сильно буду ждать,
Даже если я не смогу шаги Твои, как раньше, узнавать.

Я так молюсь, чтоб сохранилась память о пыли золотой,
Как мой учитель меня встретил,
Здесь, в тьме гнетущей, самой тьме земной,
И улыбнувшись, взял меня с собой.

Чтоб перед взором гаснущим, последним,
Возникла та земля, где знаки Твоих стоп,
И как впервые, ее аромат осенний,
Охладил мой горячий лоб.

Могу не вспомнить я Тебя, стоящего на берегу Ямуны,
И солнца заходящего лучи на черных волосах.
Но Ты, Ты вечно, даже ночью полнолунной,
Ты помнить будешь, как рыдал я, плечи Твои обняв.

Ты не забудешь сомкнутые руки,
Ты не забудешь душу, что в отчаянье к стопам Твоим припала,
И сердце, скованное болью от разлуки,
То сердце, что сегодня биться перестало.

Те губы, что уже не могут разомкнуться и Тебя позвать,
Сведены судорогой, с пеной у рта, печатью смерти,
Тот голос, что не в силах Имя Святое прошептать,
И слух, услышавший когда-то: «верьте»

Когда с последним вдохом упадет на землю мое тело,
Рука чья-то закроет остекленевшие глаза,
Я так хочу, чтоб на ресницах сомкнутых блестела,
О Тебе навек застывшая слеза.